И. И. Левитан

Из истории русского искусства известно, что многие художники были охотниками. Охота помогала им глубже понять природу, прикоснуться к ее тайнам, которые не сразу раскрываются, а требуют неторопливости и доброго внимания.

В картинах Левитана мы чувствуем это особое, чуткое отношение к природе. Сестра А. П. Чехова —Мария Павловна вспоминала: «Левитан любил природу как-то особенно. Это была даже и не любовь, а какая-то влюбленность. Эта же влюбленность в природу сделала из него и охотника... Особенно любил он весеннюю тягу. О ней он даже и говорить равнодушно не мог. И собаку свою Весту он любил, кажется, больше всего за то, что она была его неизменным товарищем во всех блужданиях по болотам и опушкам, и просекам лесов». Любовь к природе появилась у Левитана еще в детстве. Окрестности посада Кибарты, близ станции Вержболово, где родился Исаак Левитан, были скромны неяркой зеленью полей и лесов. Здесь у будущего художника впервые состоялась встреча с природой. Он остался верен ей всю жизнь.

В училище живописи, ваяния и зодчества, куда Левитан поступил тринадцатилетним мальчиком, первыми наставниками в живописи были В. Г. Перов и А. К. Саврасов. В мастерской Алексея Кондратьевича Левитан научился сложному искусству вносить в пейзаж свои чувства и переживания. Красота пробуждающейся весенней природы воодушевляла учителя и его учеников. Они спешили за город. «Расцветал дуб, и Саврасов, взволнованный, вбегал в мастерскую, возвещая об этом, как о целом событии, и уводил с собою молодежь опять туда, в зеленеющие рощи и поля. Общее одушевление не давало заснуть ни одному из учеников мастерской, и все Училище смотрело на эту мастерскую какими-то особенными глазами». В такой обстановке проходила учеба Левитана у Саврасова, который всем своим добрым сердцем понял Левитана, принял его чуткую, нервную душу. Он научил Левитана замечать, как ранней весной изменяются краски снега, воздуха, солнечных лучей. Весной Левитан пропадал за городом, в Сокольниках, порой пропуская занятия в училище. Саврасов не осуждал его за это. Он ждал, когда юноша придет к нему, перепачканный в грязи и красках, откроет свой ящик и покажет этюд. Левитан уже умел чувствовать природу и правдиво к ней относиться.

Левитан учился вместе с Константином Коровиным. Друзья весной и летом жили в Останкине, Медведкове. В Останкине близ дубравы был Панин луг и мелколесье. Художники сняли неподалеку от этого места комнату в деревянном доме. Читали учебники, лекции, готовились к занятиям, писали с натуры, ходили на тягу. Ружье было одно на двоих, и Коровин бросал жребий, кому первому стрелять. Или уезжали на охоту в окрестности Москвы. «В Перервах под Москвой, у разлива Москвы-реки, было много пролетной дичи. Вечером, в Кускове, мы стояли на тяге. И в сетке наших ягдташей была дичь, носы вальдшнепов выглядывали из нее.

Утром с Курского вокзала мы шли пешком, гордые тем, что охотились и что на нас глядят...», — вспоминает К. Коровин.

Однажды Левитан увлекся охотой. Где-то в лесу к нему пристала потерявшаяся молодая собака, которую он назвал Вестой. Первые походы с ней стали сюжетом для полотен охотничьего жанра. Картина «Осень. Охотник» написана двадцатилетним художником. Курс охотничьей науки Левитан прошел по знаменитой книге С. Аксакова «Записки ружейного охотника», приобретенной на книжном развале у Китайской стены.

Художник не может жить в замкнутом мире. Ему необходимы свежие впечатления. Товарищи по училищу советуют поехать в Саввинскую слободу под Звенигородом. И весной 1884 г. Левитан вместе со своим приятелем по училищу В. Переплетчиковым переезжает на лето в эту слободу. Их ожидания не были обмануты. Место славилось своей живописностью. На высокой горе — старинный Саввино-Сторожевский монастырь, ниже, в заросших ивняком берегах, вьется лента Москвы-реки. Окрестные луга привлекали Левитана простором, обилием дичи. Охотничьи походы по окрестным лугам давали заряд для творческой деятельности. Не всегда все получалось. Тогда Левитан забрасывал холст и вместе с Вестой пропадал на охоте. Возвращался — и снова за работу. Были написаны многие этюды, запечатлевшие различные места уютной слободки. В. Д. Поленов радостно встретил эти работы. 18 ноября 1884 г. сестра Поленова — Е. Д. Поленова извещает свою подругу: «...сегодня на нашем воскресном собрании было два новых члена: Васильины ученики Левитан и Коровин. Левитан тот самый, которого этюды так понравились Василию... Левитан сделал акварель... прелесть что такое! И такие молодые, свежие, верующие в будущее. Новой и хорошей струйкой пахнуло от этого элемента».

В конце апреля следующего года Левитан уезжает на лето в деревню Максимовну, возле Воскресенска, которая находилась верстах в трех от усадьбы Бабкино, где Чеховы в 1885—1887 гг. снимали на лето флигель. Это были одни из лучших дней в жизни молодого художника. «Веселый и беззаботный смех не смолкал порой с утра до вечера. Выходило как-то так, что даже изо всякого пустяка, из какой-нибудь ловли карасей в пруду соседней деревни или прогулки за грибами создавалось что-то, полное удивительно молодого веселья...» Левитан вволю охотился, весенними вечерами пропадал в лесу на тяге и частенько дарил Чеховым охотничий трофей — палевого вальдшнепа. На охоту ходили иногда вместе с А. П. Чеховым и Е. К. Сахаровой (знакомой Чеховых). Но чаще художник бывал один, особенно когда появлялись признаки меланхолии. Тогда Левитан надолго, на неделю или две, уходил с ружьем и собакой из дому. Возвращался осунувшийся, но возбужденный и радостный. И снова брался за кисть. Летом Левитан заболел катаральной ангиной и был вынужден вернуться в Москву. Весту оставил у Чеховых в Бабкине. Художник волнуется за свою любимицу и пишет брату Антона Павловича М. Чехову: «...Скажите, дорогой, Пелагее (прислуга Киселевых, владельцев имения Бабкино. — В. Ч.), чтоб она не очень усердствовала и не кормила мою Весту, а то она не будет годна для охоты, а в этом одно из предстоящих блаженств». Выздоровев, Левитан осенью возвращается к Чеховым. Веста радостно встречает его. Ее добрые, большие глаза преданно и чуть укоризненно смотрят на хозяина: «Ты где так долго был, забыл меня?» Нет, Левитан никого и ничего не забыл. Он снова с милыми Чеховыми, снова в лесу. Чуть кружится голова от запаха осенних листьев, в душе покой и грусть. Веста мелькает в забрызганных солнцем кустах. Трепетная стойка. Взрыв тетеревиных крыльев и удар выстрела сливаются в единый радостный звук. Об охотничьих успехах Левитана Антон Павлович сообщал в своих письмах. 9 мая 1885 г. он пишет Н. А. Лейкину: «...Сегодня утром на жерлицу поймал налима, а третьего дня мой соохотник убил зайчиху. Со мной живет художник Левитан (не тот, а другой — пейзажист), ярый стрелок. Он-то и убил зайца». На следующий день Чехов пишет своему брату Михаилу: «...Утром ставлю вершу и слышу глас: «Крокодил!» Гляжу и вижу на том берегу Левитана... Перевезли его на лошади... После кофе отправился я с ним и с охотником (очень типичным) Иваном Гавриловым на охоту. Прошлялись часа 3,5 верст 15, и укокошили зайца. Гончие плохие...» Через два месяца А. П. Чехов в письме к тому же Лейкину снова говорит, что «...в общем, охота в этом году удачна... На днях в один день мои домочадцы съели 16 штук уток и тетеревов, застреленных моим приятелем художником И. Левитаном».

Красота местности очаровывала московских гостей. «Бабкино — это золотые россыпи для писателя, — восторгался Чехов и добавлял: — Первое время мой Левитан чуть не сошел с ума от восторга от этого богатства материалов». И, действительно, даже с живописной стороны Бабкино представляло собой редкую находку. «Налево красивой декорацией темнел Дарагоновский лес, — вспоминает Н. В. Голубева. — Направо и прямо виднелись села с их садами и избушками, издали казавшиеся маленькими, как грибки, разбросанные на зеленой полянке. В очень ясную погоду из-за линии темных лесов можно было разглядеть вооруженным глазом купола Нового Иерусалима; подернутые легкой дымкой знойного воздуха, они как бы тонули в синеве неба».

Одно из интереснейших полотен, написанных Левитаном в Бабкине, — это «Река Истра». Художник часто бывал на охоте в лугах Истры, подолгу сидел с этюдником. Эту картину Левитан подарил А. Чехову, ценившему ее за «очарование простоты», так сильно перекликавшейся с «простотой» творчества писателя.

Особый период в жизни и творчестве Левитана связан с Волгой. Художник четыре раза приезжал на Волгу. Весной 1887 г. он пишет А. Чехову: «...Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал я это божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью. Без этого чувства не может быть истинный художник...». В это же время он едет к великой реке. Остановился Левитан в Васильсурске. Но Волга оставила у художника серое впечатление. Весна была холодной и затяжной. Вместо источника вдохновений, художественных впечатлений у Левитана «заныло сердце и явилась мысль, не уехать ли обратно?». И, действительно, он скоро уезжает в Бабкино, а затем в Жуковку на Клязьму к Поленовым.

Но в душе осталось что-то непонятное, невысказанное, какая-то тайная сила тянула к Волге, хотелось разобраться в мыслях. И художник на следующий год снова едет на Волгу. На этот раз не один, а вместе с художником А. С. Степановым и С. П. Кувшинниковой.

Левитан сошелся со Степановым на любви к охоте, хотя тот и не был таким темпераментным охотником, как он. Анималист Степанов относился к охоте как к возможности наблюдать животных для зарисовок. В заказанную Левитану картину «Зимой в лесу» он вписал волка.

С. П. Кувшинникова была женщиной особого склада. В ней уживалась любовь к уединенным прогулкам по старым паркам, музыке и живописи с цыганским разгульем и оживлением в зеленые троицкие дни. Она хорошо играла, писала красками. Муж ее, добродушный военный врач, не стеснял ее свободы. Жизнь Софьи Петровны проходила в каком-то легком тумане, в котором ясным маяком светило искусство. Ее дом был убран оригинально. Вместо занавесок на окнах — рыбацкие сети, вместо турецких диванов — ящики из-под мыла, накрытые коврами. В комнате Кувшинниковой на стене висели ружья и ягдташ, а два сеттера-ирландца расхаживали по комнатам дома вместе с журавлем. В гостях у Кувшинниковой бывали многие столичные писатели, артисты и художники. К Левитану хозяйка дома быстро привыкла. Она восхищалась его талантом. Брала у него уроки живописи, и скоро они стали друзьями.

Остановились путешественники в Плесе — старинном русском городке, привлекшем внимание Левитана уютом и покоем. Леса вокруг Плеса разнообразны: звонкие боры с коврами рассыпанной земляники, прохладные березники с ландышами и тетеревами, дубравы, медвяно пахнущие желудями. Среди лесов много ручьев, сбегающих в Волгу, есть охотничьи болота. А дичи в те времена вокруг Плеса было немало. Левитану удавалось подстреливать тетеревов и даже глухарей почти рядом с городом, в каких-нибудь двух верстах от него. Могучие птицы водились в еловом лесу — Гремячке, одном из излюбленных мест Левитана.

В Плесе охотился вместе с Кувшинниковой и Степановым, а частенько и с местными новыми знакомыми — И. Ф. Фомичевым, «вольным казаком», жившим на проценты с наследственного капитала, учителем городского училища П. И. Альбицким и братьями Смирновыми Иваном и Гавриилом Николаевичами, небогатыми городскими купцами.

В охотничьей одежде Кувшинниковой было что-то мальчишеское и грациозное: «узкие сапожки, серые мужские брюки, серая, стянутая патронташем жакетка, маленькая альпийская шляпка с тетеревиным пером». Легкую двустволочку она изящно держала на плече.

Охотничий костюм Левитана был скромнее и состоял из кожаных сапог, куртки или вязаного свитера, перетянутого ремнями патронташа и ягдташа. Небольшая шляпа дополняла наряд художника.

Левитан любил «интимные» охоты, когда со своим лаверраком исхаживал многие километры вокруг окрестных сел, деревень и пустошей с красивыми названиями Отрада, Васильево, Порошино, Хмельницы, Званка, Трубинка. Возвращался с охоты полный радостных впечатлений.

Участвуя в «артельных» охотах, Левитан всегда тщательно к ним готовился. С вечера смазывал душистым дегтем сапоги, снаряжал патроны, готовил необходимые вещи. На охоту выходили рано утром. Возбужденные гончие рвали поводки. Бросали собак в поле, и начиналась веселая охота. Зайцев было много. Гулкие выстрелы радостно толкали сердце. А потом отдыхали в тихом осеннем лесу. «Костер гудел ровно, успокаивающе и, округляясь, принимал какие-то лироподобные очертания... По кружкам бежал, разливался бруснично-темный чай».

Наступала вторая половина сентября, исход осени. По утрам иней серебрил сухую траву, воздух становился холодным и ясным. Пора было готовиться к отъезду.

Но однажды, почти уже собрались уезжать, Левитан вернулся с этюдов особенно возбужденный. Приласкал Весту: «Завтра идем на вальдшнепиные высыпки!» Художник дорожил этой охотой.

Левитан побывает еще в других местах России, но Плес останется в душе художника как первая любовь.

Работа в окрестностях Плеса была исключительно плодотворной. Только из поездки на Волгу в 1889 г. он привез, помимо множества этюдов, 23 законченных картины, в том числе «Тихую обитель», «Ветхий дворик», «Вечер. Золотой Плес» и др.

В первой половине мая 1891 г. Левитан побывал у Чехова, снявшего дачу в Алексине Калужской губернии. Ходили на тягу, но скоро Левитан и Кувшинникова уезжают в село Затишье Старицкого уезда Тверской губернии. 29 мая он пишет Чехову: «Пишу тебе из того очаровательного уголка земли... Поселились мы в Тверской губернии вблизи усадьбы Панафидиных... Тебе, если только приедешь, будет занятно — чудная рыбная ловля...». Конечно, Левитан взял с собой Весту. «Ходил на тягу и видел 10 штук вальдшнепов», — сообщает он Чехову в этом же письме.

Весной 1892 г. Левитан и Кувшинникова уезжают в имение Сушнева Городок, близ станции Болдино Нижнегородской железной дороги. «Однажды, возвращаясь с охоты, — вспоминала Кувшинникова, — мы с Левитаном вышли на Старое Владимирское шоссе. Картина была полна удивительной тихой прелести. Длинное полотно дороги белеющей полосой убегало среди перелесков в синюю даль. Вдали на ней виднелись две фигурки богомолок, а старый покосившийся голубец со стертою дождями иконкой говорил о давно забытой старине. Все выглядело таким ласковым, уютным. И вдруг Левитан вспомнил, что это за дорога...— Постойте. Да ведь это Владимирка...».

На другой день художник с большим холстом стоял на этом месте. В несколько сеансов картина была написана прямо с натуры. Так появилось одно из самых значительных произведений Левитана.

В Тверской губернии Левитан был еще несколько раз. Летом 1893 г. вместе с Кувшинниковой он работает под Вышним Волочком близ озера Удомля. Здесь начинает писать свою «главную» картину «Над вечным покоем». «В ней я весь, со своей психикой, со всем своим содержанием», — пишет Левитан П. М. Третьякову. В том же году уезжает на лето в имение Ушаковых Островно Тверской губернии, а после разрыва с Кувшинниковой переезжает в имение А. Н. Турчаниновой Горка, расположенное в лесу на берегу озера. Здесь была хорошая охота, прекрасная рыбная ловля. А Левитан любил посидеть с удочкой. «...Иногда в дни отдыха, мы часами просиживали с удочками где-нибудь в тени прибрежных кустов. Тишина, шепот листвы и журчанье бегущей по камням речки навевали какое-то элегическое настроение. Левитан клал свою удочку и начинал декламировать что-нибудь из Тютчева, Апухтина, Никитина или Алексея Толстого. Это были его любимые поэты, и он знал наизусть множество красивых их стихов», — вспоминала М. П. Чехова.

Левитан всегда с удовольствием думал о Мелихове. Художник частенько приезжал сюда к Чехову. Первый раз был в 1892 г. в первой половине апреля. Наступила весна. Друзья каждый день ходили на тягу. Антон Павлович в апреля 1892 г. пишет А. С. Суворину. «...У меня гостит художник Левитан. Вчера вечером были с ним на тяге. Он выстрелил в вальдшнепа; сей, подстреленный в крыло, упал в лужу. Я поднял его: длинный нос, большие черные глаза и прекрасная одежда...».

В Мелихове были всегда рады Левитану, и он это знал. Художник гостил там в 1895, 1896 гг., встречал вместе с Чеховым новый, 1897 г. Последний раз был в Мелихове в августе 1897 г. Чаще старался приехать весной, походить вместе с «Антонио XIII» на тягу.

Левитан несколько раз ездил за границу. Но долго там не задерживался, старался быстрее возвратиться в родные места. 9 апреля 1894 г. он пишет из Ниццы А. М. Васнецову: «...Воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси — реки разлились, оживает все... Нет лучше страны, чем Россия! Только в России может быть настоящий пейзажист». Вернувшись из очередной поездки, Левитан гостит у своих знакомых и друзей в Тверской, Ярославской губерниях и в Мелихове, едет на Ладожское озеро. В январе—феврале 1895 г. А. П. Ланговой (профессор Московского университета, любитель живописи и коллекционер, врач, лечивший Левитана) приглашает художника на охоту. «Очень сожалею, что на волков охота расстраивается, но тем не менее я не прочь и от лисиц. Известите, в каком часу надо быть и где», — отвечает ему Левитан.

В 1897 г. он уезжает на лето в подмосковное имение С. П. Морозова Успенское Звенигородского уезда. Местность здесь красива: крутой берег реки, пески, сосновый бор; для пейзажиста — это целый клад. Один из учеников Левитана — В. И. Соколов вспоминал: «...Мы часто ходили гулять вместе, причем Левитан захватывал обычно ружье. Он был страстным охотником. Помню, шли мы однажды с ним по опушке леса. Вдруг он приложился, выстрелил и побежал вперед. Радостный возвратился Исаак Ильич, держа в руках большого русака... Исаак Ильич очень любил ездить верхом на лошади, а ночью — подкарауливать зайцев.

«Занятный он, — говорил мне про Левитана старый слуга Морозова Иван Тимофеевич, — пуля в пулю попадает, и на большом расстоянии».

В поисках сюжетов Левитан гостит то у И. И. Трояновского под Малоярославцем, то в имении Олениных в Богородском, близ ст. Подсолнечная, то уезжает на лето в деревню Окуловку Новгородской губернии. Все труднее подолгу ходить в лесу: сдает больное сердце. Но охотничья страсть не ослабевает в душе художника. Однажды Левитан задержался на даче в Кускове у своего ученика Б. Н. Липкина. Вечер был теплый. «А знаете, сегодня должна быть тяга, — сказал он. — Вы бывали когда-нибудь на тяге? Идемте, я покажу вам, что такое тяга». И Левитан побежал куда-то, несмотря на свое больное сердце, так быстро, что мы едва за ним поспевали. Пришли на какую-то опушку леса около небольшого болотца. Встали в тени под деревьями. Понемногу начало темнеть. В болотце таинственно пыхтело и булькало. Никакой тяги, конечно, не было. Какая уж тяга тут, в Кускове, в нескольких шагах от дач, хотя дачников еще не было. Новое ощущение свежести охватило нас, горожан, точно мы выпили по стакану березового сока или выкупались в студеной воде лесного родника в жаркий день. Левитан стоял, слушал лес, природу, глаза его влажно блестели. Он понимал, что наступает прощание с природой.

Весной 1900 г. Исаак Ильич сильно простудился в Химках на этюдах, куда ездил со своими учениками, и слег. Болезнь отняла у художника многие радости жизни. Среди них — любимую охоту. Старая Веста подолгу теперь не отходила от его постели. Художник разговаривал с ней, ласкал.

Узнав о болезни Левитана, к нему из Крыма приехал сам уже неизлечимо больной Чехов; навещали его и товарищи-художники. Оживлявшийся Левитан забывал на время о своем недуге, мечтал о новых картинах, о поездке на охоту. «Больше любви, больше поклонения природе и внимания, внимания без конца...» — были последние слова Левитана.